Мераби Суслов

ОБРАЩЕНИЕ 

Уважаемая редакция, прежде чем приступить к сути своего обращения, прошу Вас не судить меня строго за обращение на русском языке.  Я достаточно хорошо владею прекрасным и богатым армянским языком, однако по причине моего обучения в русских школах в г. Ереване, имени: Чкалов, 58-ая,  Щевченко -  мне проще изъясняться излагая  мысли доходчиво хорошо на русском языке  .

В связи с незаконным обвинением меня в Украине по сфабрикованному уголовному делу сфальсифицированными доказательствами якобы (!) моей вины, объективно вот уже около 12-и лет Я не имею возможности находиться на территории своей Родины.   В моей стране - Армении, находятся все близкие члены моей семьи, да я и сам проживал, прописан по адресу: г. Ереван ул. 2-ой Тапабаш дом 2а.

Также, большинство моих сородичей - Езиды, с которыми я имел тесные социально-культурные связи, проживают в Армении, связи с которыми я лишён по причине удалённого нахождения от моей Страны.

По сколку ранее Вашим многоуважаемым изданием уже были опубликованы статьи о моём осуждении на территории Украины, считаю необходимым обратиться именно в Вашу редакцию, куда мною необходимо предоставить на россуд Ваших многоуважаемых читателей свою страшную участь про сфабрикованное обвинение со сфальсифицированными доказательствами уголовного дела против меня и якобы(!) моей вины.   ...   А также особенно необходимо заявить, о проведении жестоких бесчеловечных пыток(!) надо мною, в местах лишения свободы!

Содержание гражданина Республики Армения в жестоких бесчеловечных условиях в местах лишения свободы - по национальности Езид, на которого в ровней мере распространяется Конституция государства Армения как и на любого гражданина Армении по национальному происхождению Армянин -  является недопустимым актом насилия осуждаемым Мировым Демократическим Сообществом, в том числе Международными Пактами о правах человека, ратифицированные моей страною - Республикой Армения!

Также,  обязан(!) и считаю крайне важным сообщить со всей ответственностью перед Вами и Вашими многоуважаемыми читателями  преследуя мною цели защиты своего репутационного составляющего,  о том,  что сфальсифицированное уголовное дело против меня было инициировано мотивом и с целью отъёма моих инвестиций в Украине в количестве нескольких десятков(!) миллионов долларов США,  в виде рейдерского захвата реализованного мною построенного Торгового Центра -  ,,4room,,  .

... Мною, с учётом жуткой моей участи нахождения в крайне бесчеловечных по жестокости условиях и проведения жутких пыток надо мною, полной изоляции от внешнего мира, тотального пренебрежения моих прав,  а также отсутствия какого-либо действенного(!) механизма своей защиты от беспрецедентного произвола насилия,  бездействия со стороны надзирающих органов и в судах Украины  -   не оставалось(-ется)  иного, нежели, как фиксируя писать автобиографические ежедневные заметки о подробностях проводимых пыток надо мною,  о своём психологическом и душевном состоянии в столь критическом состоянии, за весь период пребывания в этих Адских условиях  !

После столь долгой изоляции в чужой стране, чувствую что безвозвратно теряю связь с Родиной, с семьёй, с сородичами, мне крайне необходимо найти способ воссоединиться с Ними через своих соотечественников, способом публикации моих автобиографических заметок -   этим напомнить о Себе, что Я ещё жив, что Я ещё Есть!

Поскольку до сей поры мне не даётся возможности вернуться на Родину - в Армению, физически пребывать и воссоединиться с семьёй, сородичами, соотечественниками - Я через возможность публикации моих заметок желаю не дать скончаться своим надеждам на помощь из моей Страны!

Данным официальным письмом, мною передаётся на адрес многоуважаемого издания газеты ,,Хетк,,  эксклюзивное право публикации моих автобиографических заметок в газетном формате,  из колонии моего содержания  .

С уважением, неутихающей надеждой на помощь со стороны моих соотечественников, с полной внутренней уверенностью осуждения Ими факта насилию над гражданином Армении -  Мераби Отарович Суслов.         

21.01.2022г.  

____________

...  Это были одни из многочисленных дисциплинарных наказаний Ему, в период тех суровых холодных зимних дней.  Зима для арестанта-  это самые тяжёлые времена пребывания.  Особенно это относилось к нему.  Каждый раз, перед тем как определить в ,,карцер’’ или в одиночную камеру(ОК), Его раздевали, снимая с Него тёплое нательное бельё, свитер, надевали на него спецодежду летнего образца, другого у них и не было, с  надписью на спине  ШИЗО (штрафной изолятор) .  И каждый раз он отчаянно возмущался, когда Его заставляли снять с себя нательное бельё, которое хоть как-то могло согреть Его тело в этом жутко-холодном каменном мешке, где, как ему было хорошо известно, что на окнах в карцере нет стёкол.  В этот раз, Он совсем не хотел отдавать своё нательное бельё, ибо это были очень холодные февральский дни и уже находясь в изоляции в этой камере, Он отчётливо вспомнил как с Его рук сползло ещё тёплое от тело это согретое бельё в руки надзирателю!  Унизительный процесс раздевания и приседания в голом виде, при отсутствия в этом необходимости, были элементами психологического воздействия, говорящее, что тебя отправляют в ещё более глубокую пропасть из твоего Дна!  Каждый раз при  процедуре раздевания Он замечал, как эти надзиратели, все, разглядывали Его мощно выраженную висящую потенцию, приводящую их в ещё большую озлобленность к нему. И  казалось, что их задетое самолюбие относительно их потенции, успокаивалось только после команды ему присесть несколько раз .   Проверка специальным прибором выявляющая металл проводимое около ,,пятой точки’’,  напомнила рассказы как некоторые ЗК-и умудрялись проносить в заднице аж  два телефона, что каждый раз при воспоминаниях, не переставало приводить Его в ужасающий до глубины сознания шок!   В Его случаи такого рода процедуры личного досмотра были излишни, ибо Его переводили с одной камеры в другую на том же секторе содержании.   Крайняя форма унижения, как бы являлось процедурой наказания!  ... 

... Камера карцера ему очень хорошо знакомая, встретила как всегда враждебно холодно, сыро и  грязно, с журчащими звуками из канализации, с чёрными грибками на потолке и стенах .  Ржавая и местами уже дырявая труба проходящая по стене, выпускала тонкие струны воды с писком, усиливающиеся звуками урчание из канализации.  Этот отвратительный запах затхлой сырости и чёрных грибков, с извергающим из канализации вони от фекалий, мгновенно окутывал рецепторы носа, вводя его в некое неописуемое состояние отвращения от себя самого.  Он сразу же заметив большой кусок льда в правом углу свисающим с потолка, переходящим в верхнюю часть стены, подумал, что в этот раз целый месяц Он точно не сможет выдержать объявленную голодовку при таком жутчайшем холоде.  Его дух пошатнулся и дрожь стала ещё сильнее.  Снова предательски мысли уговаривали Его хотя бы от голодовки отказаться, но память о том что Он уже много раз выдерживал такой адский ужас при голоде, вернули к нему Его отчаянную силу выдержки.  Однако впереди был целый месяц страшных и опасных для здоровья испытаний, и теперь именно время было ему устрашающим врагом!   Надо было искать способ борьбы с самим собой, ибо разум из глубины твердил, что при таком холоде не выдержать, это слишком, но Дух и прошлая практика выдержек, давала ему надежду что Он не сорвётся!  Срочно понадобилась опора для уверенности и Он стал перебирать в памяти как Он ранее справлялся ровно с подобной  же ситуацией! Но на этот раз, эти февральские дни были по особенному пронизывающе-холодные, какие-то наисуровые!  Тело от сильной дрожи не только холода но и мыслей отдавала по челюсти, и от стука зубов у него разболелся сильно зуб. Он уже пару лет не давал ему покоя, просто уже истерзал Его психику от страшной боли! Снова Дух пошатнулся и дрожь стала ещё больше отдавать по челюсти. Боль в зубе стала совсем невыносимой, совсем-совсем! Боль, запахи, холод, тревога что не выдержать - стали настойчиво довлеть над ним вызывая непроизвольный ужас над Его сознанием!  Захотелось так завыть, чтобы Мир рухнул и всё ушло бы, померкло! 

Как и ранее, находясь в карцерах, Он вступил в диалог со Всевышним и Собою всего обнажённого, со всеми своими слабостями:

- «Господи, почему же Ты дал нам столь омерзительное слишком слабое тело!  Почему???   Если Ты так любил нас, создавая по своему образу и подобию, тогда зачем заточил наш Дух в этом слабом гниющем теле!?   Ты наказал нас слишком сурово, разве не так!?   Ты нас не любишь, Ты нас презираешь, Ты издеваешься над нами !!!»  ..Вкрадчиво, в  Его память постепенно стал проникать монолог  Аль Пачино из фильма ,,Адвокат Дьявола’’,  где великий Аль играя роль Дьявола, доносил Киану,  как Бог предал людей,  как Бог издевается над людьми над их заблуждениями, при этом Его задница разрывается от хохота над слабыми людьми. Вдруг Он постеснялся своего тона с Ним Самим, испугавшись, что может быть ещё страшнее, Он заставил мысли заткнуться! Однако смелая и отчаянная гордыня, где там в роли второй скрипки, наигрывая взывала к бунту против Него Самого!  Совесть и Душа спасая Его, пришли к нему и выступив в роли солиста на первых ролях стали нашёптывать Ему։  «надо притормозить, притормози, не смей(!)». «Притормози не смей, не смей притормози» ...  и так Он ропща эти слова, стал ходить туда сюда. Медленно очнувшись, вернувшись от этого прямого и смелого общения с Ним, который- над всеми и всяким, Его ужас перешёл в иную плоскость, ужас тут. Очнувшись от сего, Он осознал, что Его рука лежащая на левой щеке где болит зуб так сильно давила щеку, что вмяло скулу лица до не менее болящего состояния!  Убрав руку, обхватив тело обеими руками себя под мышками чтобы чуть согреть онемевшее от холода тело, Он стал ходить туда-сюда с мысленным повтором в голове - «․․надо притормозить, надо притормозить, не смей. Надо притормозить․․․». Вдруг появился солнечный луч из-за решётки обледеневшего по краям окна! Он как подорванный сделал быстрый шаг к солнечному свету и подставил больную сторону щеки. Несколько минут, Ему показалось что боль стала утихать. Сквозь закрытые глаза в сторону своего чтимого Солнца, Он отчётливо увидел очень красочные, насыщенные цвета.  Появился этот серо-белый, потом розовый, то красного с синими точками по центру, то синего с фиолетовым, а далее уже снова к розовому. Ему немедленно захотелось раствориться в нём, в этом красочно-разноцветном состоянии, безвозвратно! Он стал усердно заглушить все мысли, чтобы попробовать дольше остаться в таком трансе и ему это стало удаваться.  Резко тьма окутала его закрытые глаза, и Он осознал, что лучи Его Божества исчезли, одновременно с этим вернулись и боль и слова: «․․․надо притормозить, не смей, надо притормозить ...».  Дрожь резко возобновилась также сильно, как и прежде.  Зуб стал невыносимо  неимоверной болью заставлять  думать о себе !   Стук зубов усиливался и Он никак не мог справиться с дрожью! Выставив руки вперёд Он стал приседать чтобы согреться. Слегка помутнело в голове от кровяного давления, но быстро ушло, когда Он перестал приседать.  Ему стало так жутко и невыносимо, что захотелось скончаться. Захотелось совсем уйти от действительности в небытие! Оргии адского пляса бунта в голове вернулись к нему снова вместе с ритмичным нашёптыванием от Совести и Души, продолжая эти такты напоминания в мыслях։ «․․надо притормозить, ...». Неожиданно, снова появился луч Солнца Его, маленький пучок надежды, но не успев пристроиться к узкому просвету, луч исчез. Дрожь чуть стихло, но холод и пар от Его дыхания навязчиво давали знать, что Он не выдержит этот адский холод долго. Вызванная тревога усугубила презрительную ненависть к сотрудникам колонии и ко всей Службе, стало интенсивно злобно набухать в голове, и это вернуло Его к диалогу со Всевышни .   Мысли запутывались, Он уже не смел оставаться таким твёрдым в утверждениях своих в споре с Ним.   Не смел, уже не хотел. ...  Монолог не получался, диалог исключался, и Он стал пребывать в онемелой прострации ни вверху, ни внизу.   Ступор остановил и телодвижение по камере тоже, Он стоял как вкопанный и лишь острейшая боль зуба, напоминала, что Он ещё есть.  Боль помогла ему вернуться, не свихнуться от паралича сознания.  Она же возбудила ту прошлую ненависть, и Он стал пылко в сердце осуждать людей за их чрезмерную садистскую жестокость, намеренно спуская себя с остатками сознания сверху вниз, в морозную яму! Все мысли, вся ненависть с разбушевавшимся гневом по всему сознанию двигались с бешено-неудержимой скоростью по полушариям с хаотично-громким резонирующим треском очерчивая отражение всей Его участи, и голова раскалывалась на тысячу частей с ним самим же!  Снова ужас охватил безумием всё сознание привлекая в это сражение тело с дрожью!  

Он не выдержал и лёг на холодный пол, который мгновенно стал забирать тепло исходящее от Его тела!    Иной испуг, заставил встать. Где-то из отдалённости стали просачиваться в голову строки из песни «ах как хочется тепла», или теплоты Он уже и не помнил точно, но и тепла, и теплоты захотелось так неудержанно, что защемило Его всего с сердцем!  Изнеможённый, Он потянулся к приваренной лавке.  Железная холодная забетонированная лавка, куда нехотя присел согнувшись к коленям, Он дыханием стал греть свои ледяные колени.  Дыхание было тёплым и приятным отдаваясь в лицо. Этот зуб болел так, что хотелось вырвать его рукой, но дотронувшись до него ледяными пальцами, тот взбесился пуще прежнего и заставил Его аж прослезиться!   Стало край горько за такую безвыходную участь.  Не выдержав, уже обессиленный, приняв поражение и свою грешную слабость, Он обратился к покойной матери, к Её абсолютно безгрешной светлой Душе с мольбой дать Ему сил и выдержки.  Непроизвольно вызванные слёзы стали катиться с Его закрытых глаз прямо на колени, с тёплым дыханием согревая мокрое лицо.  Более прерывистое глубокое дыхание было горячее, слёзы менее солёнее и крупнее.   Медленно, мягко, магически, Он, растворяясь ушёл в небытие и забылся.   ...

... Грохот железной тачки, на которой развозили баланду вернули Его из забытия, и Он не хотя стал возвращаться рассуждением что уже пора раздачи ужина.  Подорвавшись с лавки, шагнув он упал.  Онемевшее-ватные ноги, находящиеся долго поджатыми, были непослушными.  Чуть задерживаюсь, валяясь на влажном грязном полу давая ногам обрести прежнюю податливость, они медленно стали возвращаться к нему. Окрепчав, Он успел подняться в тот момент, когда тачка подъехала к Его кормушке.  Открылось маленькое окошко в двери называемая ЗК-ами ,,кормушка’’ и туда  заглянул  ,,баландер’’ со словами: «Отарович, Вы как обычно, снова на голодовке», а после сам надзиратель заявил, что пища должна лежать на кормушке: «таков порядок Отарович,  Вы это знаете сами и давно» , сказав.   Мысль о куреве, быстро вернуло Его в лагерную реальность и Он посмотрев на баландера показав жестом на курево таким способом, чтобы надзиратель не заметил.  Тот как-то кивнул неуверенно, и это означало для обоих, что Его случай особый и это вряд ли.    Он снова остался на едине с Собою, и этого уединения он уже шарахался, боялся.  Он был изнеможён.  Время - тягучий и непобедимый враг, завоёвывая Его пространство, порабощало.  Холод безжалостно, люто овладевал каждой клеткой Его тела и всё сознание, целиком.  И впредь не желая тревожить светлую Душу матери мольбою о помощи, призывая помочь Ему, Он стал ещё усердно крепиться.  

 ...   И дольше Века длился день!

... Звуки откатывающейся тачки с баландой по коридору сектора Пожизненного Заключения удалялись также быстро, как и Его возвращение после забытья в это пространство этой жутко-холодной камеры.   Ноги полностью вернулись к нему уже чуть согревшиеся после онемения, но от задубевшего холодом грубого материала ХБ - летнего образца, брюки которого касались Его голых ног ниже трусов, вернули ему состояние дрожи и становились ледяными, как и ранее.   После отключки и полного забытья, силы вернулись к нему.  Он, обнявши своё тело после трения руками друг об друга, стал интенсивнее двигать шаги напрягая усердно мышцами ног, три четыре шага вперёд и назад по холодящей камере ища в мыслях все способы хоть как-то согреться. Пронизливый холод был настолько жесток и навязчив, что заставлял Его думать, как один из вариантов спасения своё смирении с концом!   И это только первый день моих страшных испытаний растянутых на 30 дней, подумал Он и остановился, дрожа всем телом со вытянутой в плечи головой, удерживая шею таким способом, чтобы дрожь не отбивалась по челюсти!  Но вдруг Он вспомнил, что февраль имеет 28 дней, а не 30.  Это мысль прямо аж вдохновила.  Сразу же став перебирать, вспомнить не високосный ли этот год не дай Боже, Он напряг память. Упоминание о Нём – всёслышашим, мгновенно пошатнуло сознание, но у него получилось, напрягаясь сосредоточиться на расчётах.   Ужас грядущих, предстоящих жутких холодных ещё 28-и дней, Его поразил насквозь по всему сознанию, и дрожь заново достала до челюсти!  Вспомнив что, зубная боль может вернуться, Он усилием не закрывая рот, чтобы не стучать зубами, стал массировать шею, вытягивая её из плеч.   Пока это удавалось, Он параллельно стал приседать, зная, что в первый день голодовки кровяное давление ещё в норме должно быть!   Приседания и движение руками и плечами спасали и сильно помогали, как и ранее тоже! Нужно было протирать спину себе, ибо она была вся ледяная, как и шея, ноги. Борьба за выживание вступало в стадию битвы не только за жизнь, но и за честь быть несломленным!   А рано уже наступившая темнота, подсказывала что будет ещё холоднее!  Страх сломаться окутывал всё мысли снова и снова!   Нужно было искать в силе Духа новые возможные силы, что-то такое, которое сума бы свело так, что ни один мороз не справился бы с ним!   Он искал помощи у Великих, перебирая в голове и знаменитый стих ,,Буревестник’’ и Лермонтова с Пушкином, искал и у Достоевского, но Русские никак  не помогали!   Искал, хотел найти и от Великого фон Гёте, пройдясь мысленно по его знаменитому Фаусту. Но, как и в прошлые разы Он остановился на своём любимом Ницше, ибо только безумие(!), могло спасти обезумевшего от пыток таким жутким холодом! Первым вспомнились знаменитое выражение: «Когда Ты смотришь в Бездну, Бездна смотрит на Тебя»!!! Сверх Человек, да-да, только сверх Человек должен смочь, способен выдержать такое!   Будь Им, будь сверхчеловеком - говорил Он себе набирая обороты внутри, всё время повторяясь!  «Буду Им»,- говорил Он себе, повторяясь долго, но пока уверенность находила медленно, а ночь всё холоднее и холоднее, не ждала!  За окном, недалеко был слышен жалобный лай с периодическим тявканьем щенка собаки!  Он стал прислушиваться, желая понять, что же она так бедная жалобно лает тявкая, не переставая скулит.   Он понимал, что на улице собачий холод и жалость к маленькому щенку так сильно пробила Его, что проникнувшись прослезился и стал бороться чтобы не заплакать.  Но тут Он проиграл эту часть борьбы с собою и слёзы стали литься неожиданно ручьём не переставая!   Дыхание так захватило, что схватило в груди!  Он стал дышать глубже, но этот неокрепший лай с тявканьем этого маленького щенка не утихал не давая успокоиться, продолжал пробивать Его во внутрь всего,  заново и заново .   Вдруг Он подумал, что если маленький щенок выдержит эту страшно морозную ночь на улице, то Сверх Человек тем более должен выдержать!  Это мысль так сильно вдохновила Его, так сильно, что Он проникнувшись целиком аж воспарял из своего Ада, мысленно уходя по окну к колючему ограждению запретки, где находилась это маленькое верное Существо!   «Мы выдержим с Тобою моя маленькая, держись»,- уговаривал теперь Он не себя а это прекрасное совсем маленькое создание Его Самого, того же! Всё изменилось резко!  Все сомнения и борьба за выживание, чувства за себя ушли туда к запретке - колючему ограждению, где и держали маленького щенка!  Глаза высохли.   Дыхание восстановилось, чувства холода забилось подальше от основных мыслей, и они - мысли, согреты были трогательной жалостью к этому недавно рождённому маленькому существу, смешанные с чувством гнева теперь уже за него. Показалось что при помощи Совести, Его сознание тронутое пронизливий жалостью, чудесным способом одержала верх над средой присущего людям властным садизмом давая ему знак, что ещё есть союзники, не всё потеряно!  Ой да-да, как Ты добра, повторяясь с собою Он имел ввиду Совесть.

Это даже выровняло скрюченную сутулость от чего защемило в груди иначе. Ночь стала ещё мрачнее, от чего слабый свет Его камеры стал сильнее.   Весь с мыслями о маленькой собачке на жутком холоде, Он попытался дотянуться руками до висящей лампочки, желая понять можно ли оттуда приобрести какое-то тепло, но ничего. Холод прошёлся по животу от раскрытого верха Его спеца, но Он совсем не почувствовал пронизливость холода, ибо мысль о маленьком существе, замершего на улице, обида и гнев за неё так согревали Его Дух, что казалось уже ничего не возьмёт Их .  Ему так захотелось собачку забрать к себе и прижать к тёплому животу своему, что непроизвольно жестами руки Он это движение произвёл.   Резко обернувшись, Он посмотрел наверх угла, где обычно стояла камера видеонаблюдения, боясь, что те заметят это выраженное движение руками к своему животу, но по обычаю в карцере не было камеры наблюдения, в отличии, где Он содержался постоянно.  Повернув голову в другую сторону, как бы оглядываясь дальше, Он снова встретился взглядом с этим большим куском льда на другой стороне угла у окна.   При ночном освещении, свет лампочки намного отчётливее показывал, как этот уже расцветшись зелёно-серый лёд, охватил в свой плен большой участок колонии чёрных грибков по потолку и стене!  Им - ясно виделось, Ему как бы, верно, казалось, как даже эти пятна колоний грибков, охваченные жутким морозом, были свернуты вместе в попытке близостью согреться подо льдом, от этого собачьего холода!  Он непроизвольно усмехнулся.   

«И даже вам так тяжко да»,  - мысленно спросив, Он обратился к этим опасным для Его здоровья  грибкам , и сразу же возвращаясь к себе остепенился  выражением себе «можно подумать, что уже крыша едет»  .   Он ещё раз смог уже улыбнуться Себе.  Однако суровая холодящая февральская ночь мгновенно вернула Его туда, к уже своему маленькому существу, к щенку, и спасая Её Он стал спасать Себя!

…  И дольше Века длился день!

...  Шаги по коридору одновременно нескольких надзирателей, всегда вызывали тревогу у арестантов.  Они подходили к его камере, в самый конец этого серо-освещённого коридора, где по обычаю был карцер!

Он знал, что пора отбоя и должны отстегнуть нару от стены, чтобы он лёг.  Это было спасение Его ногам, которые по обычаю стояли по 16 часов в сутки, ибо с десяти вечера до шести утра, это было то время отбоя, когда можно было их разгрузить.   Днём лежать даже на холодный пол не разрешалось, не потому что пол холодный, а потому что таков порядок наказания!  Сидеть на этом маленьком, обведённом со всех сторон металлом, утопленном в бетон лавке да ещё наискосок кривом, было невозможно, она была ледяной.  Если рискнуть и сесть, то точно отморозишь второе своё достоинство, и Он понимая, ценя, конечно же также не допускал и такую потерю достоинства.   Его пару раз ранее наказывали за то, что Он лежал на полу, в те периоды одиночек, когда уже на десятые дни голодовки приводили организм до полного истощения, в зимние дни тех лет, до изнеможения и критически пониженного кровяного давления, когда Он просто не был в состоянии стоять.  ... 

Громкие звуки от нескольких железных замков вернули Его в камеру, и Он встрепенулся, дополняя усилиями над собою.  Надо было ещё пройтись с ними и забрать из другого помещения завернутый матрас ,, катку как тут ЗК-и называли это.  Ему было известно, что отстёгнутая нара была сломлена давно в нижней части с одной стороны, где обычно считалось должны быть ноги, ибо там была  ,,параща’’ - так назывался туалет, который здесь никак не назовёшь так культурно, ибо  лишь ,,паращей,, можно было называть такую жуткую антисанитарию. И Он много раз скатывался во сне с нары этой известной ему хорошо, и падал не раз.  Он и к этому уже наревелся. При попытке быстро нырнуть под матрас, резкий, омерзительный сыростью и мочой запах от выданного матраса, привёл непроизвольно к сильному рвотному позыву, но желание спрятаться от этого уже совсем страшного наижуткого ночного холода под матрасом, на деревянной шконке, наре, было сильнее чего-либо, всего! Обернув тонким, местами обожжённым одеялом ноги и спрятавшись под сырым матрасом на жёсткой деревянной наре, Он стал дыханием согревать колени, притянутые до лица.  Холодный воздух с обеих сторон продувал то спину, то перед, ибо узкий матрас позволял прикрывать лишь одну сторону тела.  Выбор был за ним, и Он решил прикрыть спину.  Запах и сырость вызывали сильное отвращение, прикрывать спину убирая подальше от носа, было Его ,,умным’’ решением  .  Ногам становилось чуть легче, но не теплее. Сразу же после нескольких минут ,,пресмыкания’’ к ,,постельному режиму’’  Он сразу же вернулся ко своему щенку, который не переставая скулил и гавкал уже слишком долго! Ему захотелось встать и через окно крикнуть в стойкий ночной холод туда, там этим, чтобы кто-то подошёл к Его маленькому щенку и увёл оттуда в тепло, как и Его под матрас!  Но он знал верно, что щенок находится там на запретке на той стороне, за высокой стеной, огороженной колючей проволокой, куда мог попасть только конвой и больше никто!   Так захотелось снова забыться, заснуть, но уже с ним маленьким, прижатым к себе, убегая вместе от их реальности, но уже не только от холода, но и от этой невыносимо пронизливой жалости, которая выворачивала всю без остатка Его Совесть и разрывало Сердце на клочки!    Мысленно Он был с ней и ни за что не хотел оторваться от этого отчаянно-жалостного скуления! Они были верно связаны и общей участью, но мысль об относительно худшей доле Его щенка, без одеяло, вызывало в нём сильно смешанные чувства, как бы некой неверности!   С мыслями и поиском оправданий перед ней, Он незаметно стал медленно проваливаться в сон, вместе со своим существом.   

...   И дольше Века длился сон!

(Продолжение  следует... )