Интервью с бывшим политзаключенным, гражданином Франции Саркисом Ацпаняном, кто в 2008-2011 гг. находился в заключении в УИУ "Ереван-Кентрон", "Больница для осужденных", "Вардашен"  

- Находясь в уголовно-исполнительных учреждениях, Вы постоянно били тревогу по поводу нарушения прав осужденных. Что Вы имели в виду?

- Тревогу вызывали три проблемы. Одна была связана со здоровьем людей. В УИУ имелся медпункт, но ни одного специалиста там не было. Если же человек хотел сам, за определенную плату, вызвать врача, что входило в его права, то разрешение на это никогда не давалось. На наших глазах многим становилось плохо, но ни начальники смены, ни администрация никаких шагов не предпринимали. То есть осужденных не считают за людей. По закону, каждом осужденному полагается 4 кв.метров площади и 6 кубометров воздуха. Но я видел камеры, где находились по 10-12 человек, там нечем было дышать. Там стояла такая духота, что человек мог просто задохнуться.

В тех УИУ, где находился я, представителей воровского мира, к счастью, не было. В противном случае на осужденных оказывалось бы двойное давление, потому что действовал бы еще и воровской закон – нельзя обращаться в администрацию, нельзя иметь с ними никаких конктактов, но сами эти люди с утра до вечера очень тепло общались с администрацией.   

Люди приезжали из областей на свидание и часами ждали, потому что начальника, который должен был подписать бумагу, в кабинете не оказывалось. В Европе это очень хорошо отрегулировано: люди не ждут ни минуты, сразу заходят повидаться с родными или знакомыми.   

В последние годы, когда в тюрьмах оказалось много политзаключенных, администрация начала вести себя более сдержанно и осторожно, потому что мы могли связаться со средствами массовой информации, забить тревогу. В УИУ больше всего боятся журналистов. Там никого так не боятся, как журналистов.

Большинство осужденных, которых я там видел, нельзя назвать преступниками, то, что они сделалои, даже проступком не назовешь. Я смотрел их дела и думал, что такое невозможно, моему удивлению не было предела. Когда я встретился с Грайром Товмасяном (министр юстиции РА. – ред.), то сказал ему: "Это же безобразие. Тебя назначили на этот высокий пост, почему ты не хочешь навести порядок?" Сказал также, что если бы я был руководителем УИУ, то через час все бы почувствовали, что там находятся люди, и все было бы по закону. Действующие законы дают осужденному достаточно прав, но пользоваться этими законами невозможно. Нам говорили: эти законы не для того написаны, чтобы вы ими пользовались.  

Меня часто сажали в карцер за то, что я пытался защищать права людей, против меня даже хотели возбудить уголовное дело. Есть прокурор, который должен осуществлять надзор за законностью, но ему на это наплевать. Он говорил мне: "Ацпанян, здесь  нужен определенный подход. Хочешь, чтобы каждый день, в любое время к тебе на свидание приходило неограниченное число людей? Пожалуйста, решай вопросы с администрацией, и тогда к тебе, когда захочешь, будут приходить люди, в том числе журналисты. Зайдут в камеру, даже снимут тебя – все что хочешь. Надо только платить". "Надо платить" больше всего было распространено в УИУ. В последние годы, особенно при Айке Арутюняне, в УИУ вообще перестали действовать законы. До этого тоже плохо действовали, но хоть как-то действовали.

Осужденному, у которого умирает кто-то из родителей, полагается 7-дневный отпуск, но их не отпускали и никаких объяснений не давали. Только после того, как в тюрьме начал назревать бунт, одного из ребят, надев наручники, повезли на час на кладбище в Октемберян. Это грубое нарушение прав человека, унижение человеческого достоинства. Рядом со мной, в соседней камере сидел парень по имени Артур. У него родился ребенок. Через 40 дней он захотел увидеть ребенка, но его не отпустили. Я написал заявление, он написал, я лично звонил и разговаривал с двумя заместителями Грайра Товмасяна, просил, чтобы его отпустили увидеть своего ребенка. Меня спросили: а разве есть проблемы? Я сказал: вы же сидите там, наверху, разве вы не знаете, что есть проблемы. Но парня все-таки не отпустили, тогда он объявил голодовку, совершил попытку самоубийства. За то время, что я там находился, 5-6 человек повесились. Был случай, когда сидели, беседовали с человеком, и вдруг через полчаса говорят: парень повесился. Двух ребят я сам доставал из петли. Я все это пережил. И ответственность за то, что там происходит, лежит на управлении по уголовно-исполнительным учреждениям. В этом управлении, за исключением двух лиц, действительно великодушнейших людей, которым я могу только выразить свою признательность, порядочных людей нет. Это напоминающая лагерь для военнопленных закрытая система, в которой человека унижают и оскорбляют.  

Продолжение следует