31-летний Любко (Любомир) Дереш – один из самых известных современных писателей Украины. Его произведения переведены на немецкий, польский, итальянский, сербский, армянский языки. В этом году издательство “Антарес” выпустило в свет сборник повестей Любко “Миротворец” (“Странная история Стефана Лянге”, “Молись за нас, святой Христофор”, “Миротворец”) в переводе Анушавана Месропяна.

Автор предисловия – Арам Пачян, чья книга в этом году была переведена на украинский язык.

В предисловии “НАКЛОНЕННЫЙ БОГ “ Пачян пишет: “…то, что было сотворено, не имеет будущего. И если ты пытаешься вникнуть в это, история заканчивается. Тем не менее, нужно воспользоваться возможностью возвращения. Эта книга Любко рассказывает притчу именно об этом возвращении”.

С Дерешем я связалась несколько дней назад, сразу после прочтения книги. Поводом для интервью послужила не столько его известность, сколько то, что текст произведения современного украинского писателя “течет” перед глазами как мирная река, виден человек, который каждый раз хочет созидать, который созидает и который в середине или в конце созиданияуходитс каким-то “неизвестным”, “необъяснимым” спокойствием (оставаясь в том же социальном бытии).

На армянском языке вышла покачто одна Ваша книга – “Миротворец”, которая произвела на меня большое впечатление. Первая Ваша книга, “Культ”, вышла в свет в 2001 году, когда Вам было всего 17 лет. Как получилось, что математик-экономист вдруг начал писать? 

Во-первых, я больше химик-биолог, чем математик — точные дисциплины даются мне с трудом. Во-вторых, до экономического университета мне посчастливилось учиться в Львовском физико-математическом лицее (как раз по профилю “биохимия”), и, собственно, благодаря ему я получил импульс к письму. Атмосфера в лицее очень благоприятствовала внутреннему раскрытию — там было совсем другое окружение,нежели в школе, и эту аурусоздавали главным образом преподаватели. Там я впервые почувствовал к себе отношение как к личности, которая чего-то стоит.

Это, пожалуй, главное, что нужно любому человеку для того, чтобы он поверил в себя и начал раскрыватьспрятанные у него внутри сокровища. В университете я продолжил свои попытки заниматься литературой, но скорее вопреки среде, чем благодаря ей — собственно, в лицее мне помогли стать хоть еще и молодым, но уже человеком, который может двигаться самостоятельно, в том числе – и в творческом поиске.

Фото ztaburetom.livejournal.com

Каждый день, когда я просыпаюсь, мне кажется, что мир находится в опасности, в панике, и человек, который творит, который бежит от своих творений, как и Ваши герои, сам создает  панику и опасность. Куда они бегут и в чем их спасение (спасение человечества)?

С одной стороны, мир действительно в опасности, и я чувствовал это особенно остро, когда уезжал из Украины. На Синае я, как и мой персонаж из “Миротворца”, прожил немногим меньше года. Тогдамне было трудно разобраться, какой именно мир в опасности — большой мир вокруг меня или мир внутри.

В Египте я предпринял отчаянную попытку спасти свой внутренний мир, понимая, что мир внешний так илииначеобречен.Пребывание на Синае,в чужойстране, посредипустыни, оказало очень большое влияние на те идеи, вокруг которых построена книга. Когда человек чувствует себя в опасности, его мир сжимается, остаются только самые важные вещи, все второстепенное уходит. Когда я был на Синае, я тоже испытал это чувство на себе – обнажается самое важное, то, ради чего я живу, как хотел бы жить, что хотел бы делать по-настоящему.

Опасность — это шанс побыть искренним наединес собой. Человечество все больше запутывается в собственной лжи — это, пожалуй, самая большая опасность, по сравнению с которой политический, экономический, экологический и другие частные формымирового кризиса кажутся незначительными.

Иосиф Бродский как-то сказал, что человечество спасти невозможно,  но отдельного человека попытаться спасти можно. Человеку нужно понять, куда двигаться дальше — в трансгуманистическое, нечеловеческое будущее, назад, в Темные Века, или же внутрь себя, вглубь своего сердца — туда, куда он заглядывает с каждым годом все меньше.

Мои герои — это люди, которые разочаровываются во внешней деятельности. И приходят к пониманию, что никакие внешние реализации не смогут прикрыть внутренней пустоты, если при этом не будет сделана какая-то важная работа сердца. Без этого усилия сердца, с которого начинается настоящее пробуждение личности, может быть все — экономическое процветание, рост комфорта и длительности жизни, увеличение прав и свобод, но отсутствовать самое главное – человек. И это самая большая опасность.

Ваши герои хотят созидать, но везде есть социум или внутренние проблемы, мысли, которые мешают или воздействуют на поведение героев. Но даже создатель атомной бомбы в последнюю минуту хочет своими глазами увидеть собственное творение. Везде поиски истины, да?

Обложка книги Любко “Миротворец”. Автор – Саркис Антонян, оформление – Софи Арутюнян

Совершенно точно. В “Миротворце” острие этого поиска направлено на попытку разобраться, в чем разница между мной настоящим и мной придуманным, где грань между подлинными потребностями моей природы и тем, чему меня обучили, к чему склонила средаили передали родители.

Это даже не столько поиски истины, сколько борьба, иногда фантомная,иногда, наоборот, очень реальная, со своим вымышленным “я”, которое постепенно замещает нас настоящих и начинает жить вместо меня. И это вымышленное фальшивое “я”, которое мы взрастили в себе и которое весьма успешно взяло нас “под каблук”, является главным источником конфликта для всех героев книги.

Когда оказывается, что под фальшивым “я” продолжает жить наша подлинная природа, приходит глубокое умиротворение, потому что подлинное “я”, в отличие от вымышленного, никогда в иллюзорные миры не уходило — оно не знает, что такое горечь отделенности, емучуждоощущениебессмысленности жизни и подавленность — обычные состояния для любого современного человека. Оно является неотъемлемой частьюподлинного мира, и уже сам факт обнаружения в себе этой крупицы чего-то настоящего приносит человеку успокоение, дает бесстрашие и чувство защищенности. 

Для меня стало откровением чтение произведения украинского писателя, причем достаточно признанного литературной украинской средой, который нигде не говорит о насилии, грубости, жестокости... Так получилось, что в последний период, особенно в авторских украинских фильмах, преобладало всето, о чем я говорила выше.

Для меня это тоже эксперимент. И он продолжается, кстати, так как оказался достаточно эффективным. Дело в том, что до определенного момента я делал весьма ощутимый акцент на натуралистичности, на шокирующих описаниях насилия, а обсценнаямолодежная лексика улицы была для меня образцом подражания: я хотел достичь гиперреалистичности в описании за предельного опыта, поскольку мне было интересно исследовать мистику обыденной жизни, в частности мистику пригородов, и я искал способы уравновесить их повышенной правдоподобностью бытоописания.

Я попробовал две эти крайности свести в некую золотую середину — попытаться обнаружить мистическое в обыденных, неискусственных вещах, но в то же время отойти от грубой, буквальной реальности, придать ей больше пластических психологических черт, вывести на первый план языкового сознания.

В заключение блиц-интервью.

С чего начинается день?

Прошу Господа занять меня чем-то полезным.

Что такое для Вас место и состояние?

Это то, с чем нужно найти общий язык.

Что такое внутренний кризис?

Это состояние, в котором заканчивается наше “зачем”․

Какие границы Вы осознаете?

Те, которые причиняют мне боль в настоящем илипричиняли в прошлом. Хуже осознаю те, которые могут причинить мнестрадания в будущем.

Человек – созидатель?

Только когда упирается в личное бессилие.

Главная фотография с официальной страницы Любко в Фейсбуке