С разрешения начальника управления по уголовно-исполнительным учреждениям Министерства юстиции РА корреспондент “Hetq” посетил УИУ “Нубарашен”, где в одном из следственных кабинетов взял интервью у содержащегося 18 лет в тюрьме, приговоренного в 1996 г. к смертной казни (с 2003 г. – к пожизненному заключению) бывшего рядового, солдата Артура Мкртчяна.

Начало

Тогда, если не ошибаюсь, для приговоренных к смертной казни здесь имелось пять камер. В какую камеру тебя поместили? 

Меня отвели в 87-ю камеру. Откровенно говоря, администрация тоже с болью восприняла то, что произошло, потому что все знали, что я не имею отношения к убийству солдат. До судебного процесса меня в тюрьме много мучали – от оперов до рядовых надзирателей. Стоило мне увидеть человека в форме, как у меня начинался приступ агрессии. От грохота дверей я вскакивал, потому что это означало, что опять идут избивать. Но когда начался судебный процесс, все поняли, что меня подставили.   

Как тебя встретили в 87-ой камере? Ты был самым младшим или были и другие солдаты?  

Я был самым младшим. Когда я вошел в камеру, мне показалось, что там находятся привидения. Все были очень худые, да и освещение было плохое. И в тот день все, как назло, обрили головы.

Угощение было или в те годы достать хлеб было большой удачей?

Был такой Манук Семерджян (один из первых приговоренных в Республике Армения к смертной казни, который через 22 года умер от болезни. – авт.), он так хорошо описывал те годы… Жизнь была очень трудной.

Как люди выживали? Сколько человек умерло здесь от болезней? По разным данным, называют 14-15 человек. 

До 2003 года, когда смертная казнь была отменена, наверное, человек 15.

На прогулку выводили? Солнечный свет в камеру попадал?

Прогулка была исключена. В баню водили раз в шесть месяцев или раз в год. Бывало даже, что дверь камеры покрывалась паутиной. Окна тоже не открывались. Сейчас на окнах сетки, а тогда была железная решетка. 

Когда впервые в камеру проник солнечный свет?

В тюрьме камеры опрыскали лекарством от клопов, и тогда нас впервые вывели на прогулку. Многим стало плохо именно от солнечного света.

В чем состоят проблемы пожизненно осужденных? Какие из этих трех проблем ты бы выделил – применение условно-досрочного освобождения, изменение режима или пересмотр дел?

На первом месте должно быть чувство справедливости. Здесь нас мучали не условия содержания, а несправедливость.Человека унижает проявленная к нему несправедливость. 

Артур, как ты думаешь, в тюрьме много жертв несправедливости?

Да разве только здесь… Если проявить сердобольное отношение даже к преступнику, который сам себя лишил родных, ему никогда не будет вынесено чрезмерно суровое, несправедливое наказание. С ним надо поступать так, как поступает отец, наказывая сына. И от этого сын станет лучше.

А с сокамерниками установились нормальные отношения? Ведь даже между родными, которые долгое время живут в одной комнате, возникают проблемы. А вы фактически проводите вместе 23 часа...

24 часа. На прогулку мы тоже выходим вместе. С годами приходишь к пониманию, что нельзя навязывать свое “я”. Нужно исходить из общих интересов.

Чем вы занимаетесь?

Смотрим телевизор, читаем книги, обсуждаем различные темы.

А что делали, когда не было телевизора?

Шираз в своей “Армянской Дантийской” пишет: приходи увидеть ад. Если бы в те годы Шираз хоть на мгновенье побывал на этаже для смертников, он бы, наверное, написал новую ”Дантийскую”.   

В прошлом году в Национальном Собрании обсуждался законопроект о лицах до 21 года, который решили отложить его на год. За этот год здесь скончались двое: один повесился, другой умер от болезни. Как теперь не спросить этих людей: почему отложили? Представьте, люди 18 лет сидят в условиях закрытого режима, они прошли такой страшный путь. А эти, наверное, думают: подумаешь, закон, примем, не убежит. За законами они не видят людей.  

Существует право на то, чтобы по истечении 20 лет обратиться для условно-досрочного освобождения. Несколько пожизненно осужденных отсидели этот срок, но никого еще условно не освобождали. Как ты думаешь, в чем причина?

СЕ не выделил деньги, чтобы они потрудились разработать порядок условно-досрочного освобождения для пожизненно заключенных.

Что делает система на протяжении 20 лет, чтобы в общество вернулся физически, умственно и душевно здоровый гражданин? Скажем, за эти 18 лет ты участвовали в какой-либо реабилитационной программе?

Нет, реабилитационных программ нет.

Ты мало рассказал о семье…

Я стал занозой в сердце моей семьи, потому что они, любя меня, не могут от меня отказаться, чтобы продолжать жить. Все эти тяготы они несут вместе со мной и даже больше меня.

Фактически их тоже вместе с тобой приговорили к пожизненному заключению…

Мало того… Я как пожизненно осужденный не могу выбирать, как мне жить. А у них есть право выбора: или забыть меня, или страдать вместе со мной. Они выбрали второе.  

Здесть есть заключенные, которые были осуждены в 20 лет. Сейчас это мужчины средних лет. Ты никогда не думал о том, чтобы создать семью, родить детей..?

Каждый человек думает по-своему. Мне не хочется иметь ребенка, находясь в тюрьме. Не хочу, чтобы этот ребенок рос, не видя отца. Я считаю это неправильным по отношению к самому ребенку.  

Сколько раз ты виделся с родными? В книгах, написанных Мгером Енокяном, я прочитала, что раньше продолжительных свиданий вообще не было. 

Краткосрочное свидание предоставлялось с разрешения генпрокурора. Потом, когда система перешла в ведение Минюста, был установлен порядок, по которому раз в год разрешается  продолжительное свидание. Как можно пожизненному осужденному давать возможность видеться с родными лишь три дня в году… Из-за этого многие семьи отдаляются друг от друга.

Ты не собираешься обратиться с предложением увеличить продолжительность свиданий для лиц, отсидевших 10 и более лет?

Вот когда утвердится справедливая судебная система, тогда уже можно будет подумать об условиях содержания.

Тем не менее, годы проходят…

Я об этом не думаю. Для меня не имеет существенного значения ни хлеб, ни вода… Говорят, в Армавире построили новую тюрьму, соответствующую евростандартам. А какая разница, как меня похоронят – в деревянном или позолоченном гробу… Мне нужна справедливость. Здания судов построили в соответствии с евростандартами, пусть лучше судебные процессы проводят по евростандартам. 

В европейских странах тоже существует вероятность судебной ошибки, но там проявляется готовность исправить ее.

Потому что там понимают: решение, приговор выносит человек, а человеку свойственно ошибаться. У нас фанатично исключают вынесение неправильного приговора. Я уверен, что если даже по моему делу появится настоящий убийца, который признается, что это он совершил преступление, его изобьют и прикажут: молчи. 

У тебя в резерве есть инструменты для борьбы, которые ты еще не использовал?

Борьба только изнутри не даст результата…

Сейчас и на свободе есть люди, которые ведут борьбу.

Знаю, это редкие люди. Не все думают о том, что если сегодня они не будут бороться, завтра то же самое может произойти с их сыном, послезавтра кто-то другой попадет в эту западню. Институт помилования превратился в политическую структуру. Я никогда не писал и не буду писать прошение. Простить меня? За что? В 2003 году, когда Роберт Кочарян должен был издать указ о помиловании, за 10 дней до этого пришли и сказали, чтобы мы написали прошения. А я написал не прошение о помиловании, а требование: я столько времени добивался справедливости, а сейчас требую… Через 10 дней вышел указ якобы о помиловании – пожизненное заключение. И когда 42 осужденных к смертной казни впервые объявили голодовку, вопрос был не в том, что смертный приговор заменили на пожизненное заключение, а в том, что нас обманули. Помилование должно работать. Если ты не умеешь прощать, ты не можешь быть сильным. Иногда говорят о чудесах. Я в чудеса не верю, я верю в находящегося внутри человека Бога – человеческую совесть.  

P.S. Запись интервью с Артуром Мкртчяном можно послушать здесь.

Фото Саро Багдасаряна