"Эти просто не представляют, до чего довели народ. Их мир устроен по-другому. У этих нет проблем с платежами за газ, воду, энергию, и они даже не думают о том, что восемьдесят процентов народа не могут даже на хлеб заработать. Эти во все времена были у власти и хорошо знают, что дети таких, как мы, не получив их "добро", не смогут поступить на работу ни в одно учреждение. Они даже не представляют, что во многих семьях дети не хотят идти в школу, потому что у них нет обуви, портфеля. Они не представляют, что девочки-школьницы стесняются круглый год приходить в класс в одном и том же платье. У этих строение клеток мозга именилось, они из-за каждого чиха летят во всякие европы, чтобы пройти медицинское обследование, поэтому не представляют, что десятки тысяч пенсионеров не могут купить даже лекарство от давления. Эти создали свой мир и вечно проводят время в пирушках. Эти хотят, чтобы мы покорно, смиренно все терпели и не пытались мешать им выполнять свою миссию – "строить государство". Эти даже не представляют, что существует волна гнева – неуправляемая, не поддающаяся руководству, которая может нахлынуть и смыть их этот мир",- одним духом, без передышки выпалил мой друг, ставший на войне инвалидом. И, смотря мне в глаза, добавил: "А теперь ты скажи".

Я по обыкновению молчу, чтобы не рассердить его, успокоить. Потому что во время разговора он краснеет, и я каждый раз боюсь, как бы ему не стало плохо. Он получил ранение в голову и когда нервничает, то сразу плохо себя чувствует. А я знаю: что бы я ни сказал, это выведет его из себя – он знает только один путь решения проблем.

Раньше я говорил, что мы должны заставить власти измениться, отступить, но он никогда не соглашался. Я тоже давно не верю в то, что говорю, но не могу признаться в этом своему другу. Я убедился, что власть все равно нельзя заставить сделать шаги, которые ей "не выгодны". Потому что во власти не те люди, которые осознают национальные интересы, обладают государственным мышлением. Я не вижу среди них людей, которые думали бы о национальных интересах, то есть о государстве. Для них государство – это их команда, а национальный интерес – их бизнес.

Своему другу Гарику я не могу объяснить, что у него и у них – противоположные представления о государстве. Не могу ему сказать: ты хочешь решения проблем, а власть все сильнее затягивает петлю. Власть создана для того, чтобы постоянно откладывать решение проблем. Иногда обманываешься, ожидая, что вот-вот что-то изменится, что-то произойдет, но это всего лишь самообман. Продолжание одного и того же обеспечено.

Кто-то наивный сказал, что армяне не поднимут социальный бунт. Но социальный бунт давно уже начался. До сих пор это, пожалуй, проявлялось в эмиграции. Следующее проявление сегодня уже дает о себе знать на улицах Еревана и других городов. Даже активная оппозиция не замечает, что, как говорил Шекспир, "свихнулось время наше".

Когда после Нового года я встретил Гарика, он спросил: "Что это за 3G, 4G, о которых говорит премьер? Он сказал, что покрыл всю территорию Армении". Я начал объяснять. Гарик сразу возразил: а знает ли премьер, что в наших селах остались одни старики, что им делать с этими 3G?

Тигран Саргсян отличился от других премьер-министров тем, что заговорил "об армянском мире". Но мой, Гарика и премьера армянские миры даже не совпадают, даже не имеют граней для сравнения. В нашем армянском мире – люди, в его – эфемерные понятия. В нашем армянском мире – недоедающие дети, в его – видение детей, посещающих русскоязычные школы. Наш армянский мир – наполовину опустевшие села, его – финансовый центр Дилижан или превратившийся в Давос Цахкадзор.

В нашем армянском мире я уменьшился, сравнялся с землей, когда президент соседней Грузии Саакашвили, стоя рядом с президентом Армении, призвал армян не покидать Армению. Что нужно сделать нам с Гариком, чтобы наши чиновники увидели реальный армянский мир? Я так ничего и не ответил своему другу, поскольку он знает только один путь.

Фото Акопа Погосяна