Самвел Армен

Мальчик, ставший тем, кем стал я, имел безграничное счастье родиться во втором по величине городе Армении – Гюмри 12 октября 1988 г.

7 декабря 1988 г. древняя земля содрогнулась от разрушительного землетрясения магнитудой 6,9 баллов, которое превратило в пыль школы и здания, прервало жизни 25 тысяч мужчин и женщин, большинство которых были представителями второго поколения спасшихся от Геноцида. Землетрясение отняло также жизни детей, у которых могло быть светлое будущее, завершись их уроки на 5 минут раньше...

25 тысяч сильных армян уже не должны были танцевать, петь, разговаривать, дышать – просто жить.

Мне было 56 дней от роду, чуть меньше двух месяцев – беззащитный младенец, который даже не мог ползать. Но я, тем не менее, выжил.

Начиная с этого момента и до 5 лет моя жизнь была окутана тайной, освещавшейся лишь теми подробностями, о которых мне рассказали пять человек. Их рассказ представлял собой цепочку чудес, сопровождавших меня до благословенного путешествия. Первым чудом было то, что во время землетрясения в Гюмри и Спитаке я остался жив.

Подобно тому, как Земля была сотворена при помощи небесных светил, точно так же счастливое событие в моей жизни – прибытие в семью – было связано со Стеллой. Это имя я слышал несколько раз в связи с разными историями: Стелла Григорян сделала это, Стелла Григорян сделала то...

Когда мне исполнилось 14 лет, мне сказали, что она может ответить на те вопросы о моем прошлом, на которые никто другой не даст ответов. Мне удалось поговорить с ней благодаря еще одному человеку, знавшему мою биографию, – Алис Мовсесян, которая смогла найти Стеллу. Стелла – первый человек в моей сознательной жизни, которой я должен быть благодарен. Мне было 14 лет. Сидя в своей комнате, я нервными, вспотевшими руками сжимал телефонную трубку. И когда раздался звонок, мое сердце начало колотиться. "Самвел?" В воодушевленном голосе вдруг послышались нотки счастливой молодости. Это меня успокоило. Ее ровный голос привел в порядок мои нервы, и наша беседа началась с того периода моей жизни, который никому, кроме нее, не был известен.

Она сообщила мне, что моя настоящая фамилия Даракашвили, моя биологическая мать была наполовину грузинкой, отец работал механиком, сказала также, в каком детдоме я находился. Стелла работала в Объединенном еврейском распределительном комитете (ОЕРК), разместившемся в офисе "Ленстройтреста", который находился на противоположной улице. ОЕРК строил Реабилитационную детскую клинику, а также организовывал для местных медработников специализированные курсы по терапии. Из окна свого кабинета на втором этаже Стелла несколько раз видела меня играющим во дворе за зданием детдома.

Стелла занималась обследованием детей и хорошо знала, у кого имеются особые нужды. Она посещала и детдом, где находился я. Стелла знала, что конкретно этот детдом был предназначен для детей с умственными проблемами, но не могла понять, почему я нахожусь там. Вскоре она выяснила, что недостатком, который привел к такой ошибке, было мое косоглазие и связанный с этим мой внешний вид. Поскольку я был еще очень мал, чтобы взрослые поняли, что у меня нет проблем с умственным развитием, то меня поместили в детдом, который предназначался для детей с конкретными умственными недостатками.

Стелла очень хотела меня усыновить, но она уже тогда была беременна и испугалась, что не сможет воспитывать сразу двух детей. К счастью, она вскоре узнала от Алис Мовсесян, что я попал в хорошие руки.

В то же время Стелла Григорян, армянский благотворитель из Америки Артур Алваджян, участвовавший в реализации долгосрочных программ, и работавшая в подчинении у Артура Алис Мовсесян под предлогом проведения операции на глазу взяли меня в Соединенные Штаты. Если бы Артур не дал согласия на мой отъезд в Америку с целью лечения глаз, то мне бы не дали визу, и я остался бы в детдоме. До проведения операции они, в частности Алис Мовсесян, твердо решили найти мне постоянных родителей. Они также решили показать мне Америку. Меня удивил Манхеттен с его тянущимися к небу небоскребами, ощущения, вызванные стремительно взлетающими вверх лифтами, пленительными звуками джаза и вкусом съеденного в Нью-Йорк сити гамбургера.

Именно в Нью-Джерси мне довелось обрести в трехлетнем возрасте мой первый настоящий дом. Госпожа Мариам (миссис Мэри-Энн) и господин Крикор (мистер Грэгори) Сарайдаряны заботились обо мне. Но, как они сами говорили, цитируя сказанные мной в 4 года слова, "я даю вам повод жить". Они были моими первыми родителями, которых я действительно любил и люблю до сих пор. Они подарили мне моего первого друга, мою первую семью, мой первый день рождения в 4-летнем возрасте. А я "подарил" госпоже Мариам ее первый сердечный приступ, который случился из-за того, что она потеряла меня в магазине игрушек. Даже после того, как меня усыновили, они навещали меня, и я их навещал, и мы часами разговаривали на какую-нибудь тему. Именно они рассказали мне о Стелле Григорян и о том, что Алис Мовсесян смогла найти ее. Они также имели отношение к первому человеку, который предсказал мое будущее. Отец господина Крикора, которого я называл дедушка Джордж, пока никого не было дома, следил за мной в течение часа. И когда его сын Крикор вернулся домой, он сказал ему: "Или этот мальчик станет очень известным человеком, или, в конце концов, он окажется в федеральной тюрьме. Следи за ним".

(См. 1-е фото: Самвел улыбается рядом со своим героем – Большой птицей на улице Сэсем)

Когда мне исполнилось 4 года, госпожа Мариам и господин Крикор преподнесли мне сюрприз – организовали мой первый день рождения. Господин Крикор попросил своего брата надеть костюм Большой птицы с улицы Сэсем. Когда раздался звонок и Мариам и Крикор попросили меня открыть дверь, то во всех уголках дома послышался дикий восторженный вопль маленького мальчика, который буквально столкнулся лицом к лицу со своим героем. В какой-то момент праздника Большая птица подняла меня на своих крыльях, и фотограф, творивший свою судьбу этой работой, запечатлел меня. Фотография, на которой маленький мальчик с повязкой на глазу улыбается во весь рот, в конце концов должна была оказаться на страницах Armenian Reporter.

Через неделю на расстоянии 25 милей, на острове Лонг-Айленд в Нью-Йорке, в благословенный во всем мире и во все времена миг произошло третье чудо. Человеку по имени доктор Гаро Армен позвонил друг семьи и сообщил, что в Armenian Reporter опубликована фотография мальчика, который должен быть усыновлен и который очень похож на его родного сына – Закари. После разговора с женой Валери они вдвоем захотели увидеть этого ребенка.

Когда Гаро и Валери отправились к Сарайдарянам в Нью-Джерси, мне было 4,5 года, и дочери Сарайдарянов – Алис Сарайдарян и Керин Арсланян – были не единственными, кто заботился обо мне. Я почему-то притягивал к себе членов армянской общины Нью-Джерси. Армянские семьи просили у Сарайдарянов разрешения забирать меня к себе, заботиться обо мне, кормить, укладывать спать, знакомить меня со своими родными детьми. До сих пор я считаю странным то, что знаком с семьей, где жили красивые девушки-армянки, чьи родители могли усыновить меня и сделать их всех моими сестрами.

Господин Крикор и особенно госпожа Мариам очень строго относились к выбору семьи, которая хотела меня усыновить. Родители должны были быть достаточно хорошими для маленького мальчика, которого они успели полюбить. И эту семью они должны были выбрать с учетом почти мистически точных правил армянского гостеприимства и складывания одеяла в нужном месте.

Когда Армены позвонили в первый раз, то получили отказ, так как обо мне заботилась другая семья.

Эта семья, которая оставила впечатление хорошей семьи, изъявила желание усыновить меня. Крикор и Мариам разрешили им (как и другим семьям, которых они знали) взять меня на неделю к себе. Когда они познакомились, госпожа Мариам встала, чтобы накрыть на стол, и незаметно нахмурила брови, так как моя потенциальная мать не сдвинулась с места и даже не предложила ей помочь. Тем не менее, Сарайдаряны разрешили этой семье в течение недели заботиться обо мне. Перед тем, как они меня забрали к себе, госпожа Мариам отозвала в сторону мою потенциальную мать, передала ей мое любимое одеяло и шепотом сказала, что его нужно положить на мою кровать или рядом с кроватью, поскольку это утешит меня.

Но когда госпожа Мариам посетила меня в моем потенциальном доме, то страшно разозлилась, увидев, что мое любимое одеяло валялось где-то в пыли в комнате, находившейся далеко от того места, где я спал. Во время разговора с моей потенциальной матерью госпожа Мариам пришла в ужас, поскольку та заявила, что "все хорошо, мы ему дали более чистое одеяло". Нет необходимости говорить о том, что эта семья потеряла шанс усыновить маленького мальчика госпожи Мариам.

В то время, когда я находился в новой семье, позвонили Армены и получили отказ. Однако после того, как госпожа Мариам вновь забрала к себе, в доме Арменов раздался телефонный звонок.

Тогда мой отец находился в Ирландии, в Дублине. Получив сообщение с другого конца света, он начал подсчитывать. От него не потребовалось много времени, чтобы понять, что стоит пролететь 3.187 миль и полчаса добираться на машине, чтобы увидеть меня.

Когда госпожа Мариам встала, чтобы принести угощение, моя мать вскочила, чтобы помочь ей. Когда госпожа Мариам сказала им об одеяле, они кивнули головой и искренне одобрили ее слова. Когда госпожа Мариам навестила меня, то увидела, что я, уютно завернувшись в это одеяло, сплю глубоким сном.

Тогда и было решено, что эти люди станут моими новыми родителями.

Эту новость мне сообщили в Нью-Джерси, и я сразу же начал плакать. Я спросил госпожу Мариам и господина Крикора: "Почему вы больше не хотите заботиться обо мне?" Мне казалось, что я совершил какую-то чудовищную ошибку. Но они ответили: "Мы уже пожилые". Я грустно повернулся к Гаро и Валери Арменам и спросил их: "Вы тоже пожилые?" Это была судьба, что они не были пожилыми людьми.

2-я фотография: Самвел (справа) и Закари (слева) играют во время семейного праздника

Если семья госпожи Мариам и господина Крикора была первой семьей, которая заставила меня почувствовать себя любимым, то они же стали первой семьей, разбившей мое сердце. По каким-то причинам или интуитивно мне казалось, что я больше никогда их не увижу, и я, сидя на заднем сиденье машины Арменов, громко рыдал. К счастью, все случилось не так. До того, как мне исполнилось 5 лет, я был усыновлен этой семьей и постепенно очень сблизился с Закари – моим братом, говорящим на английском и армянском языках. Повзрослев, мы стали вместе играть, драться, а больше всего – учиться друг у друга. И мы учимся друг у друга по сей день.

Сегодня я люблю их как свою семью, поскольку семья любит, заботится и учит меня.

Именно этот день стал причиной того, что я пишу об этом. Раскрыть многие тайны моей жизни можно только в Гюмри. Меньше чем через пять недель я отправлюсь в этот город, чтобы постараться приподнять завесу тайны над своим прошлым. У меня до сих пор множество вопросов. Где я жил? Живы ли мои родители, погибли ли во время землетрясения или умерли в течение последних двадцати лет, после того, как увидели меня в последний раз? Почему у меня было косоглазие? Почему у меня есть определенные фобии? Почему я имею тот облик, который имею? Откуда у меня три маленьких шрама, которые были с того момента, как я помню себя? Почему я пишу? Почему я так часто анализирую людей? Кто дал мне мои глаза, мой нос, мой голос, мой подбородок, мое лицо? На кого я был похож в детстве? Плакал ли я и говорил ли я так же много, как говорю много сегодня? Почему у меня такой острый слух и такое расплывчатое зрение?

Все это я пишу в Ереване, и моя рука дрожит от мысли, что я нахожусь в месте, где не был 21 год. Когда я вернусь, то обязательно расскажу о том, что произошло со мной, подробно напишу о каждом ответе, который нашел здесь. И попытаюсь максимально достоверно описать те сложные чувства, которые испытывает человек, зная, что он усыновлен.

3-я фотография: Самвел Армен в 21 год, 2010 г.

Перевод с английского Сона Авакян