С разрешения управления по уголовно-исполнительным учреждениям Министерства юстиции РА Hetq.am побывал в УИУ “Севан”, где взял интервью у находящегося уже 10 лет в заключении бывшего солдата Аветика Туманяна, который в 19-летнем возрасте был осужден Апелляционным судом к 15 годам лишения свободы. 

Напомним, что Hetq.am изучил девятитомное дело трех бывших военнослужащих, вследствие которого 19-летние Артур Кочарян, Аветик Туманян и Сурик Чобанян были осуждены к пожизненному заключению, после чего в результате апелляционной жалобы приговор в отношении Туманяна и Чобаняна был заменен на 15 лет тюрьмы. Все трое обвинялись в убийстве своего 18-летнего сослуживца Артура Месропяна, однако и во время предварительного следствия, и в ходе судебного процесса, и сейчас они утверждают, что невиновны и добиваются справедливости.

 Аветик, расскажите немного о себе.

 Я родился и вырос в городе Берде. В 2003 году был призван в армию, служил в Карабахе. Через полтора года, в 2004-ом, произошел этот трагический случай. 

Согласно уголовному делу, в 2004 году в ночь на 21 сентября было обнаружено тело 18-летнего рядового Артура Месропяна. Что Вы помните об этом дне?

 Я помню, что полтора или два дня Артура не было. Все его искали, думали, что он сбежал из части. У него были проблемы с одним из офицеров. Скажу, что у меня с Артуром Месропяном никаких проблем не было. Помню, его тело нашли 21 числа, я лично не видел. Все говорили, что его нашли повешенным на воротах воинской части. Потом в суде мы узнали, что он висел не с внутренней, а с внешней стороны ограды. Мы даже об этом не знали. Утром около 20 человек из нашей роты взяли в Степанакерт, в военную полицию. Сказали, что допросят и отпустят. Но какое там отпустят...

Аветик, как допрашивали в военной полиции? Применялось ли к Вам насилие?

Насилие не то слово, я даже не хочу вспоминать об этом. Если бы мы знали что-либо о смерти Артура, то не сказать было бы невозможно. Нас жестоко избивали, чтобы мы начали говорить. На допросы брали даже ночью, а допросы без избиения не проводились. Нас избивали дубинками, плинтусами.  

Почему не жаловались? У вас был адвокат?

Я был еще в статусе свидетеля, адвоката у меня не было. Потом я стал подозреваемым, а потом – обвиняемым. Кому мы должны были жаловаться? Родители были далеко, они даже не знали, где я нахожусь. Кроме того, я и не знал, что могу жаловаться. Представьте, 19-летний юноша, который ни разу в жизни не попадал в полицию, не знал, что такое тюрьма, что такое Уголовный кодекс. Я не знал свои права, никто нам ничего не объяснял. Было только жестокое избиение. Что я мог сделать…

Сколько дней вас продержали в военной полиции в Степанакерте?

С 21 сентября до 8 октября, почти 20 дней. Хотели добиться от нас самопризнательных показаний, чтобы заявить: смотрите, мы раскрыли дело. Но мы даже не знали, что произошло с Артуром. Прошло 10 лет, но я до сих пор не знаю, что тогда случилось.  

У вас взяли образцы содержимого из-под ногтей, волос, кожи головы. Было проведено около 15 экспертиз, но ни одна из них не доказала Вашу причастность к случившемуся. Что Вы скажете об этом?

Когда пришли брать образцы, я обрадовался, подумал, что сейчас все проверят и выяснят, что я не имею отношения к смерти Артуру, и выпустят меня. Но не выпустили. Я понял, что тут что-то не так. В суде выяснилось, что на теле Артура были обнаружены не установленные отпечатки пальцев. Как-то мы узнали, что приехал военный прокурор Гагик Джангирян. Когда меня вели по коридору, я увидел его. Он беседовал со следователями, спрашивал, сколько дней прошло, почему они не могут раскрыть это дело.

В Вашем обвинительном заключении написано: злоупотребление должностным положением, но Вы были рядовым...

Да, я был рядовым. И это тоже абсурд, результат недобросовестности. Одним словом, в 9-томном уголовном деле правильно написаны только мои личные данные – где и когда родился, а все остальное – вымысел. 

8 октября 2004 г. Вас привезли в Ереван. Куда Вас доставили?

Нас доставили в военную полицию, где продержали до 4 ноября, почти месяц. Перед последней очной ставкой меня привели к Владимиру Гаспаряну, который тогда был начальником Военной полиции. Он мне сказал: расскажешь то, что скажут тебе следователи, все будет хорошо. Потом спросил, есть ли у меня брат. Я ответил, что есть. Гаспарян сказал, что мой брат будет служить в хорошем месте, чтобы я подумал об этом. Но я ничего не знал, что я мог рассказать. Следователи написали сочинение и хотели, чтобы мы его подписали. Но как мы могли оклеветать другого человека, дать ложные показания или признаться в том, чего не делали.

С Вас требовали деньги, намекали на то, чтобы Ваши родители принесли нужную сумму?

Не то что намекали, они прямо спрашивали: кто твои родители, как вы живете, пусть принесут деньги, тогда ты отправишься домой. В военной полиции в Ереване прямо заявили: не имеет значения, виноват ты или нет, если есть деньги, тебя судить не будут, если денег нет, значит пропадешь. Это были нелюди, ничего человеческого в них не было. Турки они были, вот кто. Они специально выбирали детей из семей, которые не имели денег, и фабриковали на них дело.

Вы участвовали в следственном эксперименте? В деле я не нашла Вашего имени.

В следственном эксперименте мы не участвовали. Взяли того человека, по показаниям которого мы оказались там – Андраника Карапетяна по кличке Лиса. Он рассказал сказку. Когда через два дня после произошедшего наши родители пришли на место происшествия, то увидели, что вся территория разворочена бульдозером.

Прошло 10 лет. У Вас есть ответ на вопрос, что тогда произошло?

Говорю честно, я ничего не знаю. Я даже не знаю, вместо кого я сижу. Но одно знаю точно: если бы у наших были деньги, если бы нашими покровителями были олигархи, то нам не смогли бы пришить дело.  

4 ноября 2004 г. Вас привезли в УИУ “Нубарашен”, потом в суде города Вайка состоялся судебный процесс. Какое впечатление сложилось у Вас от этого судебного процесса?

Помню, во время одного из судебных заседаний потребовали допросить эксперта. У нас уже был адвокат Ваге Маркарян. Он представил ходатайства о вызове свидетелей, но суд ничего не принимал. И когда мы начали шуметь, выражать недовольство, судья Левик Погосян (он сейчас на заслуженном отдыхе. – Авт.) заявил: ведите себя тихо, не то всех приговорю к пожизненному. Сказал и сделал. Это был заказ и больше ничего. Я думаю, что за всем этим стоял Гагик Джангирян. В приговоре тоже написано, что судья руководствовался своим внутренним убеждением. Он утверждал, что после произошедшего мы постирали нашу одежду, поэтому на ней не осталось следов крови. Но доказательств того, что  мы постирали одежду, у него тоже не было. К тому же, следы крови остаются.

Какой была позиция потерпевшей стороны?

Однажды отец Артура сказал, что не верит в то, что это мы убили его сына. Но он также сказал, что мы, на его взгляд, знаем, кто это сделал, но не называем его. 

Читая материалы уголовного дела, я так и не поняла, в чем состоял мотив убийства.

Мотив убийства мне непонятен уже 10 лет. Раз уж решили придумать, то придумали бы что-нибудь более правдоподобное. Им просто нужно было кого-то наказать, вот они и наказали, вместо одного – троих. И получили раскрытое дело. Неважно, виноваты мы были или нет. Но судебная ошибка должна быть устранена. Должны дать шанс на повторное рассмотрение дел. Хотя бы таких спорных дел.  

Трех бывших военнослужащих подняли на пятый этаж тюрьмы “Нубарашен”, где содержатся пожизненно заключенные. Что Вы тогда чувствовали?

Нас троих поместили в одну камеру. Я и Сурик остались с Артуром 9 месяцев и три дня. Ощущения свои помню плохо, но точно помню, что я не чувствовал, будто жизнь закончилась. Мы боролись вместе, а наши семьи вели борьбу на воле. Они писали письма, жалобы, в которых отмечали, что их дети осуждены к пожизненному заключению на основании показаний свидетеля, который 15 раз менял и дополнял их. Даже когда нас уже приговорили к пожизненому заключению, Джангирян подсылал к нам людей, которые уговаривали: пусть, мол, кто-нибудь из вас возьмет на себя это преступление, и мы смягчим наше отношение.

Вынесенный Вам и Сурику Чобаняну приговор о пожизненном заключении Апелляционный суд изменил на 15 лет тюрьмы. Как Вы думаете, чем это было обусловлено?

Причина, я думаю, состояла в том, что за убийство одного человека осуждать к пожизненому заключению сразу троих было чем-то неслыханным. Поэтому нам двоим изменили меру наказания. Мы как будто родились заново. Но даже год заключения за несовершенное преступление является абсурдом. А Артура Кочаряна посчитали лидером и не изменили ему меру наказания. Я всегда думаю о том, что мы с Суриком, возможно, скоро освободимся условно-досрочно (срок истекает в октябре), в крайнем случае выйдем через пять лет, а Артур…?

Десять лет Вы пытаетесь доказать свою невиновность. Верите в правосудие?

Когда я только пришел служить в армию, там было совершено самоубийство. Несколько человек судили за доведение до самоубийства. В части ребята говорили, что судили не тех людей, что их оклеветали. Я тогда подумал: как можно оклеветать, как можно подтвердить то, чего не было? И то же самое случилось со мной. Нет, в правосудие я не верю с 19 лет. Я убедился, что правосудие существует только для тех, у кого есть деньги и связи. Из-за армянского “правосудия” я потерял 10 лучших лет своей жизни, своей молодости. Мне уже 30, а на воле у мужчин моего возраста уже есть взрослые дети. 

По закону дело может быть пересмотрено на основе вновь открывшихся обстоятельств. Как Вы представляете путь достижения правосудия?

Не знаю, в Армении я ничего не представляю. Мы столько жалуемся, адвокат Ваге Маркарян вместе с нашими родителями побывал у генпрокурора Геворка Костаняна. Он сказал, что нужны вновь открывшиеся обстоятельства. Но все наше дело и есть вновь открывшееся обстоятельство, в нем столько насилия, нас столько времени держали в военной полиции… 

Аветик, какая у Вас мечта?

Я мечтаю выйти на свободу, создать семью, добиться оправдательного приговора. В своем последнем слове я просил вынести справедливый приговор. Невозможно провести 15 лет в тьюрьме, выйти на свободу и смириться со всем этим. Я буду бороться за установление истины.

На верхнем снимке Аветик Туманян в 30 и 16 лет.