После Геноцида мы, армяне, прошли долгий путь восстановления исторической правды: историография, дипломатия, лоббизм. Хорошо осознавая силу воздействия культуры, мы и на ее языке говорили о государственном преступлении, совершенном против нас. Конечно, в этом вопросе допускали некоторые просчеты: не всегда принимали во внимание одно важное обстоятельство – быть постижимыми и достижимыми миру. Тогда как в случае ведения дальнобойной культурной политики мы, может и медленно, но основательно, добились бы многократных дипломатических побед, поскольку документальность, в целом, оспаривается больше, чем искусство.         

Сегодня, на пороге столетней годовщины Геноцида, перед нами стоит проблема формирования общественного мнения во всем мире. Я имею в виду даже народы тех стран, правительства которых приняли геноцид армян. Нам еще есть, что сказать многим - от уругвайца до француза и немца, и, что важно, доступным для всех языком. И не с благоволения ли Господа, именно в это время у нас появилось такое произведение искусства, которое стоит многих дипломатических инициатив.     

Речь идет о реквиеме Тиграна Мансуряна, посвященном геноциду армян. Это сорокопятиминутное монументальное музыкальное произведение стоило маэстро десяти лет жизни, если принять во внимание весь предварительный период исканий, процесс глубокого исследования огромного количества реквиемов мира, а также созданные и оставленные незавершенными варианты, которые открыли путь произведению, в первый раз прозвучавшему в ноябре 2011 года в Германии. К тому времени, когда Мансурян получил заказ Мюнхенского камерного оркестра и Берлинского камерного хора “Риас” на сочинение реквиема, идея создания такого произведения уже давно им владела.

В те годы, когда Мансурян работал над реквиемом, я часто посещал его и был свидетелем его творческих волнений и исканий. Ясно, что создание такого рода произведения было не простым и легким делом. Надо было постигнуть мир великого множества реквиемов, созданных на основе канонического латинского текста Католической церкви, а также глубоко познать те реквиемы, которые создавались на неканонический текст. В этой области всем известны шедевры Моцарта, Верди, Брамса. Задачей была проникнуть в этот мир и вынести из него первый армянский реквием, созданный на каноническом латинском тексте, который одновременно должен совмещать вековой опыт армянской духовной музыки и психологию верующего армянина. Если допустить, что всякая церемония содержит некоторые элементы театрализованности, то должны признать, что она присутствует и в реквиеме. Этим обусловлены выражения страха и мольбы, плача и восхищения, в произбедении подтверждение соответствующего музыкального воплощения которых должно быть получено из глубины наших вековых традиций и обрядов. Достаточно сказать, что человек из страны с могучей государственностью и, следовательно, обладающий чувством защищенности, при обращении к Господу с мольбой будет психологически отличаться от человека, который лишен этого ощущения безопасности, определяемого могуществом страны. Одним словом, нужно было исполнить заказ германцев и в то же самое время осуществить собственную мечту, создать истинно армянский реквием. Чрезвычайно важным было то, что реквием будет посвящен Геноциду армян. Среди миллионов жертв геноцида были и члены семьи Мансуряна и волей-неволей в музыкальном произведении, отражающем общенациональную боль, будут запечатлены оттенки личного горя.        

Так для Мансуряна фактически была разрешена проблема “что делать?”. Оставалось определиться с тем, кто будет петь этот реквием. И он нашел видимых в своей конкретности, понятных “героев”. Это изображенные в армянских миниатюрах, как он говорит, чернобровые, круглоглазые образы, которые живут в своей безмятежной наивности и иногда в глубокомысленной тишине. Предок этих образов, кажется, не был обманут змием. Рядом с таким смирением греха быть не может. А кому еще, если не этим образам, можно доверить пение, в котором сплелись латинский и армянский мелосы, дабы сказать Agnus Dei, то есть Агнец Божий. И именно здесь зародилась ни чисто католическая, ни чисто армянская, ни даже их синтез, а совершенно новая ценность, толкование которой, конечно, дело музыковедов, однако одно очевидно: текст “Реквиема” Мансуряна написан на латинском, заказан германцами (согласно договору, лишь заказчики могут его исполнять в течение полутора лет – Мюнхенский камерный оркестр и Берлинский камерный хор “Риас”), но тем не менее этот “Реквием” вошел в сокровищницу и всемирной и армянской музыки.      

 А сейчас немного о том, как был представлен реквием Мансуряна в Берлине. После генеральной репетиции немецкая молодежь полтора часа беседовала с Мансуряном о сочинении маэстро, о работе, посвященной памяти жертв геноцида, произошедшего 97 лет назад, о прошлом и настоящем Армении. В день проведения концерта перед тем, как должен был прозвучать реквием, получасовое выступление берлинских школьников подготовило зрителей к прослушиванию произведения,  ознакомив их с армянской историей и миниатюрой. Только после этого прозвучал реквием. Аплодисментам просто не было конца. На следующий день “Реквием” Мансуряна прозвучал по радиостанции Берлина, после чего на радио состоялось вещание интервью маэстро. И именно об этом я говорил в начале, именно об этом пути доступности и постижимости миром, которого нам так не хватает и который так необходим.

До столетней годовщины геноцида осталось три года. Если мы постараемся, то наш реквием прозвучит в цервях разных стран мира. Как в Германии на одном концерте прозвучали реквиемы Мансуряна и Моцарта, поставив неизвестное сочинение рядом с творением гения, так же произведение Мансуряна в Италии может звучать с реквиемом Верди, а во Франции – с реквиемом Форе. И если мы решим эту не только культурную проблему основательным образом, то мир и без слов поймет то, о чем молчат образы нашей христианской миниатюры, или на знакомом латинском, но, кажется, на абсолютно другом языке, к кому взывает “Реквием” Тиграна Мансуряна.          

Как было сказано, в процессе работы над реквиемом мы с Мансуряном много раз говорили о беспрецедентности создания этого музыкального сочинения в нашей культуре. Вместе мы встречались и с Католикосом, беседовали о духовных и культурных связях.

С Тиграном я увиделся и после возвращения из Германии. Уже в который раз был поражен его бесконечной скромностью. Он говорил о своей работе так, словно сам не принимал участия в ее создании. В какой-то момент Тигран мне показался одним из образов нашей миниатюры. Во время этой встречи он преподнес мне сюрприз, признавшись в том, что собирается писать концертную литургию (в особенности для исполнения в концертном зале, а не для совершения церковных обрядов), которая также должна быть посвящена столетию Великого злодеяния. Для Мансуряна это новое обязательство – после Комитаса и Екмаляна представить армянскую литургию как нам, так и всему миру. Семидесятитрехлетний маэстро с воодушевлением говорил о нашей духовной культуре, о праве армянского мелоса быть представленным миру, и о его задачах в осуществлении этого.

Я слушал его и думал, что давно настало время, чтобы наша страна со всей серьезностью и на практике обращала внимание на самое большое свое богатство – культуру и строила свою культурную политику во благо своего гражданина, своей интеллигенции, своих идеалов. 

Размик Маркосян